«Беларусь сильно изменилась. Не только визуально, но и по уровню стресса у людей»

— Артем, вы учились на дизайнера, хотели стать дальнобойщиком, а в итоге – режиссер, снимаете фильмы про беларуские традиции и культуру. Курировали онлайн-ивент ко Дню воли-106. Создавали клипы Вольскому, J:Морс, Navi, сотрудничали с Маргаритой Левчук. А еще более 10 лет путешествовали по Европе автостопом.

Все вместе прям очень круто звучит.

— Не думаю, что мою жизнь стоит идеализировать, я тоже иногда плачу, бывают и депрессивные моменты. Но про это же не принято рассказывать публично.

Все мои мечты — это мои цели. Сейчас задача интегрироваться в европейскую киноиндустрию. Пройти весь путь от идеи до премьеры фильма. И попробовать здесь зацепиться.

Поэтому рассылаю предложения разным компаниям и агентствам. Пока есть предварительные договоренности с немецкими продюсерами.

Плюс недавно на Белсате вышел мой фильм «Кола жыцця», это несколько лет моей жизни. И все это помогает смотреть в будущее с оптимизмом.

«Во время экспедиции на Полесье случились главные открытия, связанные с беларуской культурой и традициями»

— «Кола жыцця» про беларуские традиции, культуру — то, что некоторые в эмиграции начинают забывать. Что вы почерпнули благодаря героям и их историям?

— У меня всегда был внутренний конфликт, как у режиссера-документалиста: как приглашать людей, живущих традициями, и просить работать по сценарию? Не хочу делать имитацию, игру, неправду.

В итоге пришел к консенсусу. Когда увидите в фильме сцены Калядаў, Купалля, Гукання вясны — это, конечно, снималось не в те даты, когда отмечают эти праздники (чисто из-за организационных возможностей), но люди в кадре напрямую связаны с беларускими традициями, отмечая наши праздники кто на Подляшье, кто в Варшаве.  

Но для меня это не то, чтобы новое. Я и в 2016-м делал фильм «Беларускія песні – традыцыі адлегласці», когда побывали с экспедицией на Полесье. Тогда и случились главные открытия, связанные с нашими традициями и культурой.

Сейчас уже понимаю, чем мы, как беларусы и носители нашей традиционной культуры, отличаемся от соседей. У которых похожее, но иначе.

Идея фильма возникла, когда я увидел, каким образом беларуская традиционная музыка помогает развиваться современной беларуской музыке. Захотел показать этот путь: от традиции, некой архаики и обрядовости беларуских песен — как современные исполнители адаптируют традиционные песни под слушателя. Через современную музыку притягивая внимание и интерес к нашим корням.  

«Случался прям гнев, когда некоторые говорили, что «беларускага кіно няма»

— Вы были режиссером онлайн-ивента ко Дню воли-106. Что впечатлило и запомнилось?

— Это был проект «Годна». Но мне трудно что-то выделить или хвалиться собственными достижениями. Каждый хорошо делал свою работу. 

Не менее горжусь проектом (а это 10 серий!), который мы сделали с Максимом Жбанковым в прошлом году — 100 лет беларускому кино. Проект создан при грантовой поддержке ArtPower.

Каждая серия рассказывает про десятилетие беларуского кино, которому в прошлом году исполнилось 100 лет. До того, на мой взгляд, в беларуском интернете, на YouTube, не было практически ничего, связанного с историей беларуского кино. У меня случался прям гнев, когда некоторые говорили, что «беларускага кіно няма».

— Вы снимали клипы для NaviBand, J:Морс, NIZKIZ, Лявона Вольского. Как получалось?

— Примерно с 2016-го мы с Сергеем Будкиным начали делать музыкальный проект для Белсата, где не раз побывали многие беларуские звезды. Так я сблизился с Лявоном Вольским и другими беларускими музыкантами, продолжив сотрудничество.

«Нужны новые горизонты, чтобы на наши, беларуские, темы создавать более глубокие и многогранные произведения»

— Но новый опыт для меня это, скорее, участие в международных европейских фестивалях. В беларуском сообществе мы чаще вертимся вокруг одних и тех же тем, вопросов, беларуской идентичности и культуры. В некотором смысле это уже перестает быть новым.

Нужны новые горизонты, чтобы на наши беларуские темы создавать уже более глубокие и многогранные произведения. Поскольку и в Беларуси тоже выросло уже новое, другое, поколение.

— Что для вас новый опыт, который вы черпаете на международных фестивалях?

— Это, в первую очередь, новый опыт жизни за границей. После всех пережитых депрессий и первых лет адаптации, я, как и большинство из моего окружения, пришел к мысли, что нам нужно жить здесь и сейчас, в европейском сообществе. И нужно научиться адаптироваться к новым правилам этой жизни. Учить языки, законы и разбираться во множестве других незнакомых пока нюансов.

С одной стороны, это раскрывает для нас двери, с другой — ставит абсолютно иные задачи, которых в Беларуси у меня, например, не было.

Важно от встречи к встрече укреплять наши знакомства с представителями европейских организаций, нашими потенциальными партнерами, чтобы помогать развиваться в том числе европейскому кинокомьюнити.

«Стараюсь создавать свои проекты, которые меньше зависят от грантов и американских денег»

— Что оказалось самым сложным в вашей эмиграции?

— Я учился в Варшаве в 2010-м и в 2017-м. Тогда тоже были мысли остаться в Европе, но не получилось.

Я вернулся в Беларусь, где появилось много проектов, и к 2020-му в плане моей режиссерской деятельности все складывалось хорошо. Но в 2021-м я уехал, не подозревая, что надолго.

В итоге мы с женой остались в Вильнюсе, где первых года полтора было совсем непросто. Но потом все как-то закрутилось: Белсат, съемки клипов, разные проекты. И до нынешнего февраля вопросов с работой для меня не было.

— То есть приход Трампа отразился и на вас?

— Да, приостановилась деятельность многих НГО. Но тем не менее эта ситуация и простимулировала больше заниматься индивидуальной деятельностью. Стараюсь создавать свои проекты, которые меньше зависят от грантов и американских денег. Больше рассчитывать на себя.

Привычная реальность закончилась для меня в 2021-м, с моим отъездом из Беларуси. А с февраля 2022-го эта новая реальность стала еще сложнее. Начался переходный период, в котором мы и сейчас пребываем. И сегодня уже не только мы, но и весь мир.

Пошатнулась система ценностей, в первую очередь демократических. Все проходит испытание временем, а мы во всем этом участвуем. Это если про глобальные сложности.

А если говорить про локальные, то моя жена очень давно хотела собаку. И, несмотря на все трудности, мы решили взять собаку из Украины. Потому что от войны бежали не только люди. Собак бросали, а волонтеры их вывозили.

Мы взяли такого травмированного войной песика. Мне было непросто научиться жить с собакой, тем более с психологически травмированной. Но вот уже три года мы вместе с Платоном, это имя дали ему волонтеры. Он у нас из Харькова. Пока доехал до Варшавы, где мы его забрали в Вильнюс, повидал много разных людей. Трудно ему пришлось.

Мы подписали договор, что мы сознательные люди и делаем ответственный выбор, понимая, что берем к себе травмированную войной собаку. И готовы нести за это ответственность.

Собак и сегодня вывозят из Украины. Всем нелегко: и людям, и животным.

— Что было самым сложным в вашей адаптации друг к другу?

— Платон до сих пор много чего боится и тогда ведет себя агрессивно. После всего, что пережил, он вначале не принимал нас, как новых хозяев. Боялся довериться.

Ну и у меня в детстве только кошки были. Мне было непросто научиться жить с собакой. Плюс просто так уже не уедешь в путешествие: либо с собой брать, либо искать с кем оставить.

Бытовые вещи, конечно, первый год очень сильно не позволяли нам расслабиться.  В итоге с женой нашли кинологов, которым можно оставить на передержку таких вот собак с особенностями.

Мне кажется, что так и происходит взросление, возникает новая ответственность. Любые вопросы решаются, если есть желание.

«Для меня это стало открытием и примером рабочей демократии»

— Лето 2024-го вы описывали в инстаграме, как восторг от велопутешествия из австрийского Инсбрука до Венеции. Некоторые думают, что подобные рывки по новым странам, как и горные восхождения, — не иначе побег от жутковатой реальности. Как ваш настрой после 2020-го и согласны ли с этим?

— Может, для кого-то это и побег. Я совершал «побег» осенью 2022-го, отправляясь в одиночное велопутешествие. Осознав, что больше не выдерживаю, мне трудно и нужно побыть наедине с собой. Договорился с женой и да — убежал на две недели, чтобы разобраться со своими мыслями.

Уверен, что, если человек чувствует такую необходимость — это надо делать, взять паузу и посмотреть на свою жизнь со стороны. И никто не вправе такое осуждать.

А в 2024-м это был уже наш отпуск с друзьями. Тогда понял, что красоту Доломитов невозможно переоценить, особенно с закатом солнца. Это нереально красиво. Меня даже Венеция впечатлила не так сильно, как Доломитовые Альпы.

— А какая страна впечатлила сильнее всего?

— Нидерланды, куда мы поехали с женой в 2017-м аж на месяц. Проехали на велосипедах полстраны. И я впервые осознал, что общество может быть построено на доверии. Были ситуации, когда нам абсолютно незнакомые люди оставляли под ковриком ключи от квартиры, разрешая пожить бесплатно.

Кроме того, как мне кажется, я понял, почему Нидерланды такая развитая страна. Их демократия, к которой мы так стремимся, действительно работает, потому что в ней участвуют все жители.

Нам этого не понять, поскольку у нас давно не было свободных выборов. И сейчас, после 2020-го, многие возвращаются к состоянию «до 2020-го», когда не интересовались политикой. В Нидерландах такого нет.

Я впервые там встретился с понятием, что только лишь от действия каждого жителя, от его участия и вовлеченности в жизнь страны, зависит будет ли в твоей стране демократия или нет.

И это не пустые слова, а факт — «мое воздействие на власть». Начиная от того, что ты можешь объяснить властям, что тебе не нравится конкретная мусорка возле магазина. Собираешь подписи — и ее через пару недель устанавливают в другом месте, где она никому не мешает.

Да, это маленький шаг, но с каждым таким шагом люди влияют на то, что происходит в их стране и более глобально. Для меня это стало открытием и примером рабочей демократии.    

Еще меня впечатлило, что большинство костелов у них превратились в общественные места. А некоторые — в бары-рестораны, концертные залы, места для встреч. Там совсем другой вайб, атмосфера. Люди проводят там время не потому, что пришли молиться или боятся Бога. У них всегда есть выбор. Отсутствие религиозного давления в Нидерландах подкупает очень сильно.

«Моя Беларусь романтическая, немножко готическая. Скорее, сельская, провинциальная. Она про реки и озера, про мистическое, загадочное»

— В 2018-м вы сделали на Родине много снимков, на пленку, в поисках «своей Беларуси». Из чего состоит «ваша Беларусь»?

— Я могу сейчас говорить только исходя из своих воспоминаний, поскольку не знаю: какая сегодня Беларусь? То, что вижу на фото своих друзей, которые и сейчас в Беларуси — эта Беларусь мне непонятна. Уже ее и не чувствую.

Я утратил связь с Беларусью, которую знал до 2020-го. Она сильно изменилась. Не только визуально, но и по уровню стресса у людей, которые остались.

Уровень стресса сохраняется, но как-то беларусы к этому адаптировались и научились заново существовать в этой новой реальности. Не понимаю этого.

Я никогда такое не любил, даже когда жил в Беларуси. Меня этот страх всегда демотивировал и фрустрировал. Возможно, по этой причине я долгое время был аполитичен. При этом для меня всегда была прямая связка: беларуская политика — полицейское государство.

— И все-таки: из чего состоит ваша Беларусь, если опираться на поездки и фото 2018-го?

— Моя Беларусь романтическая, немножко даже готическая. И больше не городская, скорее, сельская, провинциальная. Она про реки и озера, сосновые леса. Про мистическое, загадочное, про болота. Обожаю Ельню.

Дубы для меня тоже про Беларусь. Не дубравы, а одиноко стоящие в полях дубы. И какое-то ощущение, которого сегодня нет у меня за границей, пусть и в Европе. Что ты у себя дома. Где все понятно и знакомо, без слов.

Здесь я свыкся уже с ощущением себя гостем, не акцентируюсь на этом. Но в какие-то моменты оно все равно дает о себе знать, напоминает, что ты в гостях и ничего особо не решаешь. Просто пользуешься тем, что смогли создать местные. И я благодарен за то, что позволили мне здесь находиться вместе с ними.

Если бы завтра вернуться в свободную Беларусь, первым делом поехал бы к себе на хутор. Мы оттуда и уезжали в эмиграцию, думая, что на месяц. Поэтому первым делом после пересечения границы хотел бы к нему и приехать.

Наш хутор недалеко от Литвы. И сегодня для меня это сущее издевательство: так близко то, что мы с женой так любим, но уже четыре года не можем там побывать.